В самом сердце заснеженных гор, далеко от шумного городка Ктоград, в уединённой пещере на самой вершине жил Гринч. Его существование было подчинено строгому распорядку тишины и одиночества, где единственными звуками были завывания ветра и скрип старого кресла. Он давно отгородился от мира, считая его слишком ярким, шумным и навязчивым. Его сердце, казалось, сжалось на несколько размеров, а душа нашла утешение лишь в компании верного пса Макса. Однако каждый год наступал период, который нарушал этот хрупкий покой – подготовка к празднованию Нового года. Для Гринча это было не время чудес, а нескончаемая пытка. Доносившийся снизу, из Ктограда, гомон, звон колокольчиков, радостные крики и навязчивые мелодии праздничных песен проникали даже в его высокое убежище, действуя на нервы, как скрежет металла по стеклу. Невыносимый шум и всеобщее ликование, которые, как казалось Гринчу, были направлены специально, чтобы досадить ему, в конце концов переполнили чашу его терпения. В его сознании созрел дерзкий и, как ему представлялось, гениальный план. Если источником его мучений был сам праздник со всеми его атрибутами, то логичным решением было этот праздник устранить. Он решил украсть Новый год. Для Гринча это не было мелкой пакостью – это была масштабная операция по восстановлению справедливости и тишины. Под покровом ночи, переодев Макса в неуклюжего импровизированного оленя, он спустился в опостылевший город. Его цель была тотальна: не просто испортить настроение, а физически изъять саму возможность празднования. С поразительной ловкостью и циничной методичностью он вычищал дома ктов: забирал гирлянды и украшения, сладости и подарки, даже самое скромное праздничное печенье. В его мешке исчезали ёлки, свечи и звёзды с верхушек. Он забрал всё, что, по его мнению, и составляло суть Нового года, оставив после себя лишь пустоту и немое недоумение спящих жителей. Забравшись обратно на свою гору, Гринч с удовлетворением наблюдал, как первые лучи солнца освещают тихий и опустошённый Ктоград, предвкушая, наконец, долгожданную, ничем не нарушаемую тишину. Он был уверен, что, лишившись всех этих ярких безделушек и традиционных угощений, праздник просто не сможет состояться, а значит, его покой будет вечным. Однако в своих расчётах он не учёл одного простого, но фундаментального факта, который вскоре должен был перевернуть всё его понимание мира и заставить усомниться в самом основании своего многолетнего уединения.